3. Движения смердов
На свободного смерда-крестьянина со всех сторон надвигались тучи. Крепнущее государство для осуществления стоящих перед иим задач требовало людей в войско, всевозможных материальных средств, необходимых как для войны, так и для мирных целей. Росло число князей н княжеских родственников, предъявлявших повышенные требования к материальной стороне жизнн, увеличивалось количество княжеских слуг, боярство множилось, дружины княжеские и боярскне оселн на землю. Земля была попрежнему велика и обильна, обрабатывали ее попрежнему только крестьянские руки. Но непомерно выросло и продолжало растн число людей, рассчитывавших на крестьянский хлеб.
Города, особенно большие, новые и старые (Киев, Новгород, Смоленск, Полоцк, Чернигов, Ростов, Суздаль, Владимир, Галич и очень многие другие) требовали от крестьянина продуктов. Разбогатевшие и продолжающие богатеть землевладельцы устремлялись к тому же источнику материальных благ. Новая религия учила народные массы терпению и повиновению: «всяка душа властем предержащим да повинуется, потому что «несть власти, аще не от бога», рабы повинуйтесь своим господам, кесарево отдавайте кесарю».
Все это звучало для еще непривычного уха крестьянина по- новому и вызывало протест. Вполне понятно, что крестьянская масса предпочитала свою старую веру, держалась своих волхвов и косо поглядывала на прибывших из Византии и своих русских архиереев, архимандритов, священников, за которыми стояла сила государства.
Эта обстановка не могла не создавать недовольства народной крестьянской массы.
Так было не только на Руси. Буквально то же мы видим во всех европейских странах. Где позже, где раньше крестьяне выступали на защиту своих прав с протестом и против иовых идей н против новых общественных отношений, несущих крестьянским общинам не известный доселе для них гиет.
Русские летописцы мало касаются настроения н поведения крестьянства. Их интересуют больше всего огромные успехи Русского государства и подвиги государственных деятелей. Только в отдельных случаях в летопись проникают отголоски народных будней, иногда приобретающие грозный для привилегированных классов смысл.
Только новгородские летописцы с того момента, когда вече стало руководить политической жизнью края, стали отклоняться от торжественного стиля первых историков Руси и сообщать сведения о жизни простого человека, через вече получившего возможность (и то не всегда) официально заявлять о своих нуждах и чаяниях.
Неудивительно поэтому, что в единственном источнике, имеющемся в нашем распоряжении» — «Повести временных лет», от которого мы только и могли бы ждать сообщений о том, как реагировал крестьянин на нарушавшие его привычный уклад новшества, мы так мало находим материала по крестьянским движениям. Но он все же есть, и нам необходимо с ним познакомиться.
В Лаврентьевской летописи под 1024 г. имеется запись: «В се же лето восташа волсви в Суждали, избнваху старую чадь по дьяволю наущенью и бесованью, глаголюще, яко сн держать гобино. Бе мятеж велик (курсив мой. — Б. Г.) и голод по всей той стране; идоша по Волзе вси людье в болгары, и привезоша жито и тако ожшпа. Слышав же Ярослав (находившийся тогда в Новгороде, — Б. Г.) волхвы, приде Суздалю; изимав волхвы, расточи, а другая показии, рек снце: «Бог наводить по грехом на куюждо землю гладом, или мором, ли ведром, ли иною казнью, а человек ие весть ничтоже»»1. Под 1026 г., где повествуется об окончании войны между Ярославом и Мстиславом, летописец делает заключение: «и уста усобица и мятежь (курсив мой. —- Б. Г.) и бысть тишина велика в земли»2. Если термином «усобица» обозначается обычно феодальная война, то под словом «мятеж» всегда понимается народное движение, направленное против власти и господствующих классов.
Мы прекрасно знаем, что протест народных масс против гнета принимает форму восстания в моменты, когда по тем или иным обстоятельствам обостряются отношения между классами. Голод—одно из таких обстоятельств. Кроме-голода мы видим в данном случае и другой фактор. Это длительная борьба сначала между Ярославом и Святополком Окаянным, наводившим на Русь поляков и печенегов, потом между Ярославом и Брячиславом Полоцким и, наконец, между Ярославом и Мстиславом. Этот тяжелый для Руси период тянулся десять лет и закончился именно в 1026 г.
Феодальные войны, особенно столь большого масштаба, как война со Святополком Окаянным, переросшая в войну международную, не моглн не разорять сельское население. Народ волновался, несомненно, повсюду, но летописец фиксировал Суздальское движение потому, как можно догадаться, что тут замешаны были в качестве вождей народного движения волхвы, естественные вожди народных масс, близкие им н для ннх авторитетные. Так летописец и сообщает «всташа волсви», «слышав же Ярослав волхвы, приде Суздалю, изымав волхвы». Конечно, речь идет о главарях движения, за которыми шла масса.
Голодали общественные низы. «Старая чадь» — богатые люди не голодали. У них были большие запасы: именно онн скрывали «гобиио»3. Против них и направлен был народный гнев.
В литературных произведениях XI—XII веков мы не раз видели этих богачей. Не раз обращались к ним проповедники с призывами не злоупотреблять своей властью, не чннить насилий смердам, сиротам. Проповеди эти нигде и никогда, как мы знаем, не достигали своих ц'ёлей: унять классовую борьбу было невозможно.
Движение киевлян в 1068 г. против Изяслава Ярославича в основном была движением городских масс. Но не только в XI веке, а и позднее отделить городскую народную массу от сельского населения трудно. Необходимо допустить, что и в этом движении принимало участие сельское население, подобно тому как это, несомненно, было и в 1113 г. в Киеве.
Не случайно в конце 60-х годов4 прибыл в Киев волхв, может быть даже из Суздальской земли, где, очевидно, их было больше, чем в Поднепровье, в это время более глубоко христианизированном. Волхв и сюда явился «прельщен бесом». Он стал' агитировать среди общественных низов.
Автор «Повести временных лет» старается изобразить волхва в карикатурном виде и сообщает о нем детали, рассчитанные на то, чтобы привлечь симпатии читателя на свою сторону, посрамить волхва, а заодно с ним и бесов. Но едва ли может быть какое-либо сомнение в том, что летописец пользовался в этом случае какими-то вполне конкретными сведениями о поведении волхва в Киеве. Летописец, желая представить речи волхва в нелепом внде, уверяет, что волхв-де говорил, будто через 4 года Диепр потечет вспять и предстоят большие международные события («землям преступати на ина места, яко стати Гречьскы земли на Руской, а Русьскейна Гречьской, и прочим землям изменится»)5. Само собой разумеется, задача волхва заключалась не в том, чтобы делать международный обзор и предсказывать будущее. Это только средство для возбуждения народной массы. Повидимому, миссия волхва здесь не имела успеха: волхв ночью внезапно бесследно исчез («во едину бо нощь бысть без вестн»).
Изложенный летописцем факт наводит его на размышления, и ои помещает в своем произведении большой трактат о бёсах и об их воздействии на человека. Бесы человека подстрекают на зло, а потом насмехаются над ним и ввергают его в «пропасть смертную». В доказательство своей мысли автор приводит несколько фактов: 1) события в Ростовской земле, где действовали по наущению дьявола волхвы; 2) происшествие в Чудской земле, куда один новгородец прибыл к кудеснику для волхвования; 3) выступление волхва в Новгороде при князе Глебе.
Факты эти приводятся без дат, иногда очень глухо («в си же времена, в лета си, приключися некоему новгородцю притн в Чюдь.,.»), ио сами по себе они очень интересны и не вызывают сомнений в конкретности обстановки, их породившей. Бесы в изображении летописца чаще всего смущают волхвов, а эти последние воздействуют на массы. Так было в Ростовской земле и в Новгороде.
Особенно интересны ростовские события. С первого взгляда они вызывают подозрение. Не есть ли это то самое событие, которое описано летописцем под 1024 годом? Тут тот же голод, те же волхвы, действующие на смердов по наущению бесов. Но если всмотреться в рассказ ближе, то нетрудно будет заметить и разницу, позволяющую считать излагаемые тут ростовские события новыми, имевшими место в конце 60-х годов или в самом начале 70-х годов XI века6. Во-первых, рассказ относится не к Суздалю, а к Ростову, во-вторых, он упоминает князя Святослава Ярославича, что говорит во всяком случае о времени после 1054 г.
В Ростовской области волхвы стали во главе движения смердов тоже во время голода. Они и здесь повели крестьянскую массу против «лучших», т. е. богатых, людей, не только имеющих достаток во время голодовки, но н скрывающих пищевые продукты (жито, мед, рыбу). Богатых людей убивали, имущество их брали себе. Летописец говорит, правда, только об избиении «лучших жен» и о конфискации их имущества7. Но вряд ли мы сделаем большую ошибку, если несколько расширим круг богачей, пострадавших во время этого движения смердов. Во-первых, едва ли имущество женщин было строгой принадлежностью только их пола, во-вторых, едва ли братья, сыновья и мужья могли оставаться спокойными зрителями истребления их сестер, матерей и жен. Правда, летописец говорит, что братья, сыновья и мужья «прнвожаху к нима (двум волхвам. — Б. Г.) сестры своя, матере и жены своя... и [волхвы] убивашета миогы жены, и именье их отъимашета собе». Но ниже тот же автор рассказа дает нам основание думать, что так поступали далеко ие все братья, сыновья и мужья, что скорее это были лишь единичные случаи. Такой вывод мы вправе сделать из описания акта мести над волхвами. Тут именно мужчины-родственники расправились с волхвами («убита я н повесиша я на дубе»). Едва ли могло быть иначе. Ведь речь идет о богатой прослойке населения Ростовского края, против которой выступили смерды, возглавляемые волхвами. Совершенно естественно предположить, что богатые люди, которым угрожала смерть и конфискация имущества, не могли итти навстречу волхвам, а должны были протестовать, как это и случилось в Белоозере, куда попали те же волхвы с тремястами вооруженных своих сторонников.
Эта история волхвов на Белоозере в летописи описана очень ярко. Белоозерцы обратились к военному человеку, боярину князя Святослава Ярославича Яну Вышатичу с просьбой о помощи. Он, счастливо для богатых белоозерцев, оказался в их земле, будучи послан своим князем за данью. Белоозерцы пожаловались на бесчинства волхвов («яко два кудесника избила уже многы жеиы по Волзе и по Шексне, и пришла еста семо»). Ян прежде всего разузнал, что это за кудесники (оказалось — смерды князя Святослава) и потребовал их выдачи.
Тут обнаружилась вполне понятная вещь: одни белоозерцы жалуются и просят военного вмешательства власти, другие — являются сторонниками волхвов и не желают их выдавать. Совершенно ясно, что первые — это богатые и знатные люди, вторые — смерды и близкие к ним слои населения.
Ян стал на сторону «лучших» людей и выступил с оружием против восставших смердов. Он победил. Волхвы были взяты, избиты, у них были вырваны бороды. По предложению Яна, над волхвами была произведена расправа. Ян обратился к сопровождавшим арестованных волхвов с вопросом: «ци кому вас кто родин убьен от сею?». Они отвечали: «мне мати, другому сестра, иному рожеиье». Ян сказал: «мьстите своих». Волхвы были убиты и повешены на дубе. Летописец и делает вывод: «отмьстье при- имша от бога по правде»8.
Примечания:
1. «Повесть временных лета, изд. 1910 г., стр. 144; «Повесть временных лет», ч. I, стр. 100,
2. «Повесть временных лет», изд. 1910 г., стр. 145; «Повесть временных лет», ч, I, стр. 100.
3. «Гобино» — иэобилие, по преимуществу хлебных злаков.
4. В «Повести временных лет», под 1071 г. записано: «В си же времена...», г. е. без точной даты.
5. «Повесть временных лет», ч. I, стр. 116. Тут какие-то намеки на происходившие во второй половине XI века международные осложнения.
6. Автор «Повести временных лета не датирует и этих событий, а пишет: «Бывши бо единою (т. е. однажды) скудости в Ростовьстей области...» («Повесть временных лет», над. 1910 г., стр. 170).
7. Тут, повидимому, имеются в виду обычаи мордвы> — у них общественные запасы продовольствия хранили женщины.
8. «Повесть временных лет», изд. 1910 г., стр. 171—173; «Повесть временных лете, ч. I, стр. 119. Это восстание смердов под главенством волхвов было предметом исследования не раз. А. В. Арциховский и С. В. Киселев, К истории восстания смердов 1071 г. («Проблемы истории материальной культуры» № 7_8, 1933); В. В. Мавродин, К вопросу о восстаниях смердов («Проблемы истории докапиталистических обществ» № 6, 1934); А. В. Арциховский, Миниатюры Кенигсбергской летописи («Известия ГАИМК», т. XIV, вып. 2,1932, стр. 34); его же> Древнерусские миниатюры как исторический источник, М. 1944, стр. 36—37; N. Н. Воронин, Восстание смердов в XI веке («Исторический журнал» МЪ 2, 1940).
Страницы: 1 2