3.   Движения смердов

На свободного смерда-крестьянина со всех сторон надви­гались тучи. Крепнущее государство для осуществления стоя­щих перед иим задач требовало людей в войско, всевозможных материальных средств, необходимых как для войны, так и для мирных целей. Росло число князей н княжеских родственников, предъявлявших повышенные требования к материальной сто­роне жизнн, увеличивалось количество княжеских слуг, бояр­ство множилось, дружины княжеские и боярскне оселн на землю. Земля была попрежнему велика и обильна, обрабатывали ее попрежнему только крестьянские руки. Но непомерно выросло и продолжало растн число людей, рассчитывавших на крестьян­ский хлеб.

Города, особенно большие, новые и старые (Киев, Новгород, Смоленск, Полоцк, Чернигов, Ростов, Суздаль, Владимир, Галич и очень многие другие) требовали от крестьянина продуктов. Разбогатевшие и продолжающие богатеть землевладельцы устре­млялись к тому же источнику материальных благ. Новая рели­гия учила народные массы терпению и повиновению: «всяка душа властем предержащим да повинуется, потому что «несть власти, аще не от бога», рабы повинуйтесь своим господам, кесарево отдавайте кесарю».

Все это звучало для еще непривычного уха крестьянина по- новому и вызывало протест. Вполне понятно, что крестьянская масса предпочитала свою старую веру, держалась своих волхвов и косо поглядывала на прибывших из Византии и своих рус­ских архиереев, архимандритов, священников, за которыми стояла сила государства.

Эта обстановка не могла не создавать недовольства народ­ной крестьянской массы.

Так было не только на Руси. Буквально то же мы видим во всех европейских странах. Где позже, где раньше крестьяне выступали на защиту своих прав с протестом и против иовых идей н против новых общественных отношений, несущих кре­стьянским общинам не известный доселе для них гиет.

Русские летописцы мало касаются настроения н поведения крестьянства. Их интересуют больше всего огромные успехи Русского государства и подвиги государственных деятелей. Только в отдельных случаях в летопись проникают отголоски народных будней, иногда приобретающие грозный для привиле­гированных классов смысл.

Только новгородские летописцы с того момента, когда вече стало руководить политической жизнью края, стали отклоняться от торжественного стиля первых историков Руси и сообщать сведения о жизни простого человека, через вече получившего возможность (и то не всегда) официально заявлять о своих нуждах и чаяниях.

Неудивительно поэтому, что в единственном источнике, имеющемся в нашем распоряжении» — «Повести временных лет», от которого мы только и могли бы ждать сообщений о том, как реагировал крестьянин на нарушавшие его привычный уклад новшества, мы так мало находим материала по крестьянским движениям. Но он все же есть, и нам необходимо с ним познакомиться.

В Лаврентьевской летописи под 1024 г. имеется запись: «В се же лето восташа волсви в Суждали, избнваху старую чадь по дьяволю наущенью и бесованью, глаголюще, яко сн держать гобино. Бе мятеж велик (курсив мой. — Б. Г.) и голод по всей той стране; идоша по Волзе вси людье в болгары, и привезоша жито и тако ожшпа. Слышав же Ярослав (находившийся тогда в Новгороде, — Б. Г.) волхвы, приде Суздалю; изимав волхвы, расточи, а другая показии, рек снце: «Бог наводить по грехом на куюждо землю гладом, или мором, ли ведром, ли иною каз­нью, а человек ие весть ничтоже»»¹. Под 1026 г., где повествуется об окончании войны между Ярославом и Мстиславом, летописец делает заключение: «и уста усобица и мятежь (курсив мой. —- Б. Г.) и бысть тишина велика в земли»². Если термином «усо­бица» обозначается обычно феодальная война, то под словом «мятеж» всегда понимается народное движение, направленное против власти и господствующих классов.

Мы прекрасно знаем, что протест народных масс против гнета принимает форму восстания в моменты, когда по тем или иным обстоятельствам обостряются отношения между классами. Голод—одно из таких обстоятельств. Кроме-голода мы видим в данном случае и другой фактор. Это длительная борьба сначала между Ярославом и Святополком Окаянным, наводившим на Русь поляков и печенегов, потом между Ярославом и Брячиславом Полоцким и, наконец, между Ярославом и Мстиславом. Этот тяжелый для Руси период тянулся десять лет и закончился именно в 1026 г.

Феодальные войны, особенно столь большого масштаба, как война со Святополком Окаянным, переросшая в войну между­народную, не моглн не разорять сельское население. Народ волновался, несомненно, повсюду, но летописец фиксировал Суздальское движение потому, как можно догадаться, что тут замешаны были в качестве вождей народного движения волхвы, естественные вожди народных масс, близкие им н для ннх авторитетные. Так летописец и сообщает «всташа волсви», «слышав же Ярослав волхвы, приде Суздалю, изымав волхвы». Конечно, речь идет о главарях движения, за кото­рыми шла масса.

Голодали общественные низы. «Старая чадь» — богатые люди не голодали. У них были большие запасы: именно онн скрывали «гобиио»³. Против них и направлен был народный гнев.

В литературных произведениях XI—XII веков мы не раз видели этих богачей. Не раз обращались к ним проповедники с призывами не злоупотреблять своей властью, не чннить насилий смердам, сиротам. Проповеди эти нигде и никогда, как мы знаем, не достигали своих ц'ёлей: унять классовую борьбу было невоз­можно.

Движение киевлян в 1068 г. против Изяслава Ярославича в основном была движением городских масс. Но не только в XI веке, а и позднее отделить городскую народную массу от сель­ского населения трудно. Необходимо допустить, что и в этом движении принимало участие сельское население, подобно тому как это, несомненно, было и в 1113 г. в Киеве.

Не случайно в конце 60-х годов⁴ прибыл в Киев волхв, может быть даже из Суздальской земли, где, очевидно, их было больше, чем в Поднепровье, в это время более глубоко христиа­низированном. Волхв и сюда явился «прельщен бесом». Он стал' агитировать среди общественных низов.

Автор «Повести временных лет» старается изобразить волхва в карикатурном виде и сообщает о нем детали, рассчитанные на то, чтобы привлечь симпатии читателя на свою сторону, посрамить волхва, а заодно с ним и бесов. Но едва ли может быть какое-либо сомнение в том, что летописец пользовался в этом случае какими-то вполне конкретными сведениями о поведении волхва в Киеве. Летописец, желая представить речи волхва в нелепом внде, уверяет, что волхв-де говорил, будто через 4 года Диепр потечет вспять и предстоят большие международные собы­тия («землям преступати на ина места, яко стати Гречьскы земли на Руской, а Русьскейна Гречьской, и прочим землям измени­тся»)⁵. Само собой разумеется, задача волхва заключалась не в том, чтобы делать международный обзор и предсказывать буду­щее. Это только средство для возбуждения народной массы. Пови­димому, миссия волхва здесь не имела успеха: волхв ночью внезапно бесследно исчез («во едину бо нощь бысть без вестн»).

Изложенный летописцем факт наводит его на размышления, и ои помещает в своем произведении большой трактат о бёсах и об их воздействии на человека. Бесы человека подстрекают на зло, а потом насмехаются над ним и ввергают его в «пропасть смертную». В доказательство своей мысли автор приводит не­сколько фактов: 1) события в Ростовской земле, где действовали по наущению дьявола волхвы; 2) происшествие в Чудской земле, куда один новгородец прибыл к кудеснику для волхвования; 3) выступление волхва в Новгороде при князе Глебе.

Факты эти приводятся без дат, иногда очень глухо («в си же времена, в лета си, приключися некоему новгородцю притн в Чюдь.,.»), ио сами по себе они очень интересны и не вызывают сомнений в конкретности обстановки, их породившей. Бесы в изображении летописца чаще всего смущают волхвов, а эти последние воздействуют на массы. Так было в Ростовской земле и в Новгороде.

Особенно интересны ростовские события. С первого взгляда они вызывают подозрение. Не есть ли это то самое событие, кото­рое описано летописцем под 1024 годом? Тут тот же голод, те же волхвы, действующие на смердов по наущению бесов. Но если всмотреться в рассказ ближе, то нетрудно будет заметить и разницу, позволяющую считать излагаемые тут ростовские события новыми, имевшими место в конце 60-х годов или в самом начале 70-х годов XI века⁶. Во-первых, рассказ относится не к Суздалю, а к Ростову, во-вторых, он упоминает князя Святослава Ярославича, что говорит во всяком случае о времени после 1054 г.

В Ростовской области волхвы стали во главе движения смер­дов тоже во время голода. Они и здесь повели крестьянскую массу против «лучших», т. е. богатых, людей, не только имеющих достаток во время голодовки, но н скрывающих пищевые про­дукты (жито, мед, рыбу). Богатых людей убивали, имущество их брали себе. Летописец говорит, правда, только об избиении «лучших жен» и о конфискации их имущества⁷. Но вряд ли мы сделаем большую ошибку, если несколько расширим круг бога­чей, пострадавших во время этого движения смердов. Во-первых, едва ли имущество женщин было строгой принадлежностью только их пола, во-вторых, едва ли братья, сыновья и мужья могли оставаться спокойными зрителями истребления их сестер, матерей и жен. Правда, летописец говорит, что братья, сыновья и мужья «прнвожаху к нима (двум волхвам. — Б. Г.) сестры своя, матере и жены своя... и [волхвы] убивашета миогы жены, и именье их отъимашета собе». Но ниже тот же автор рассказа дает нам основание думать, что так поступали далеко ие все братья, сыновья и мужья, что скорее это были лишь единичные случаи. Такой вывод мы вправе сделать из описания акта мести над волхвами. Тут именно мужчины-родственники расправились с волхвами («убита я н повесиша я на дубе»). Едва ли могло быть иначе. Ведь речь идет о богатой прослойке населения Ростов­ского края, против которой выступили смерды, возглавляемые волхвами. Совершенно естественно предположить, что богатые люди, которым угрожала смерть и конфискация имущества, не могли итти навстречу волхвам, а должны были протестовать, как это и случилось в Белоозере, куда попали те же волхвы с тре­мястами вооруженных своих сторонников.

Эта история волхвов на Белоозере в летописи описана очень ярко. Белоозерцы обратились к военному человеку, боярину князя Святослава Ярославича Яну Вышатичу с просьбой о по­мощи. Он, счастливо для богатых белоозерцев, оказался в их земле, будучи послан своим князем за данью. Белоозерцы пожа­ловались на бесчинства волхвов («яко два кудесника избила уже многы жеиы по Волзе и по Шексне, и пришла еста семо»). Ян прежде всего разузнал, что это за кудесники (оказалось — смерды князя Святослава) и потребовал их выдачи.

Тут обнаружилась вполне понятная вещь: одни белоозерцы жалуются и просят военного вмешательства власти, другие — являются сторонниками волхвов и не желают их выдавать. Совершенно ясно, что первые — это богатые и знатные люди, вторые — смерды и близкие к ним слои населения.

Ян стал на сторону «лучших» людей и выступил с оружием против восставших смердов. Он победил. Волхвы были взяты, избиты, у них были вырваны бороды. По предложению Яна, над волхвами была произведена расправа. Ян обратился к сопрово­ждавшим арестованных волхвов с вопросом: «ци кому вас кто родин убьен от сею?». Они отвечали: «мне мати, другому сестра, иному рожеиье». Ян сказал: «мьстите своих». Волхвы были убиты и повешены на дубе. Летописец и делает вывод: «отмьстье при- имша от бога по правде»^8.

Примечания:

1.  «Повесть временных лета, изд. 1910 г., стр. 144; «Повесть временных лет», ч. I, стр. 100,
2.  «Повесть временных лет», изд. 1910 г., стр. 145; «Повесть времен­ных лет», ч, I, стр. 100.
3.  «Гобино» — иэобилие, по преимуществу хлебных злаков.
4.   В «Повести временных лет», под 1071 г. записано: «В си же времена...», г. е. без точной даты.
5. «Повесть временных лет», ч. I, стр. 116. Тут какие-то намеки на происходившие во второй половине XI века международные осложнения.
6.  Автор «Повести временных лета не датирует и этих событий, а пишет: «Бывши бо единою (т. е. однажды) скудости в Ростовьстей области...» («Повесть временных лет», над. 1910 г., стр. 170).
7.  Тут, повидимому, имеются в виду обычаи мордвы> — у них обществен­ные запасы продовольствия хранили женщины.
8.  «Повесть временных лет», изд. 1910 г., стр. 171—173; «Повесть вре­менных лете, ч. I, стр. 119. Это восстание смердов под главенством волхвов было предметом исследования не раз. А. В. Арциховский и С. В. Киселев, К истории восстания смердов 1071 г. («Проблемы истории материальной культуры» № 7_8, 1933); В. В. Мавродин, К вопросу о восстаниях смер­дов («Проблемы истории докапиталистических обществ» № 6, 1934); А. В. Ар­циховский, Миниатюры Кенигсбергской летописи («Известия ГАИМК», т. XIV, вып. 2,1932, стр. 34); его же> Древнерусские миниатюры как истори­ческий источник, М. 1944, стр. 36—37; N. Н. Воронин, Восстание смердов в XI веке («Исторический журнал» МЪ 2, 1940).

Страницы: 1 2