Б.Д. Греков
Важнейшие черты политического строя Киевской Руси
2. Князь и Киевская знать
Все русские историки всегда интересовались вопросом о положении князей в «киевский период» нашей истории. Неудивительно, что в этом отношении у нас богатое наследие прошлого. Но едва ли нужно приводить здесь все их мнения. Мне кажется вполне достаточным привести соображения только тех авторов, у которых были продуманные концепции всего процесса развития нашей страны.
Представители «родовой теории» выводили значение княжеской власти «киевского периода» из принципа принадлежности власти всему «владетельному дому», считали всю землю Русскую «семейственным достоянием» и ее князя — представителем княжеского рода. «Род Рюриковичей», пришлый или призванный, был, по мнению С. М. Соловьева, необходимостью, вызванной сознанием невозможности жить общей жизнью при наличии родовых усобиц: «нужно было постороннее начало, которое условнло бы возможность связи между ними, возможность жить вместе; племена знали по опыту, что мир возможен только тогда, когда все живущие вместе составляют одии род, с одним общим родоначальником; и вот они хотят восстановить это прежнее единство..., чего можно было достичь только тогда, когда этот старшина, князь, ие принадлежал ни к одному роду, был из чужого рода».
«Князь должен был княжить и владеть... он думал о строе земском, о ратях, об уставе земском; вождь на войне, он был судьею во время мира; он наказывал преступников, его двор — место суда, его слуги—исполнители судебных приговоров; ...всякий новый устав истекал от него... князь собирает дань, распоряжается ею». Князь собирал эту дань либо лично с дружиной, либо получал ее от покоренных племен путем доставки ее самими подвластными племенами («возить повозы»). Князь становился во главе войска, собранного от зависимых от него племен и народов. Это и называлось быть «нарядником земли»1.
Иное представление о князе у противников школы «родового быта». Чувствительный удар был ей нанесен В. И. Сергеевичем, его известной книгой «Вече и князь», вышедшей в 60-х годах прошлого столетия. В предисловии к своей книге автор высказал исходные принципы своих главнейших положений. «Древняя историй России распадается на два периода, не одинакие по времени и различные по характеру своих учреждений. В течение первого, княжеского периода, Россия представляется разделенною на множество независимых одно от другого княжений; в течение второго, царского, она является соединенной в одно государство с политическим центром в Москве»2. В. И. Сергеевич, стало быть, не признает в истории России особого периода существования Древнерусского государства, предшествующего периоду раздробленности (уделов). И позднее В. И. Сергеевич оставался иа тех же позициях. В «Русских юридических древностях» уже в начале XX века он высказался по этому предмету с полной определенностью: «Нашим древним князьям приходилось вращаться в очень сложной среде. Они находились в известных отношениях к народу, к другим владетельным князьям и, наконец, к своим вольным слугам». Отношение к народу выражалось, по мнению В. И. Сергеевича, в отношениях князя к вечу, которое его призывало, заключало с ним ряд, показывало ему «путь чист на все четыре стороны», когда было им недовольно. Взаимные между княжеские отношения определялись договорами между князьями, «правителями независимых одна от другой волостей»3.
В.И. Сергеевич словно не хочет замечать того, что в IX—X и в первой половине XI века вече, за единственным исключением для Новгорода, где первое вече упомянуто под 1016 г., не функционирует, что князей народ не выбирает и не изгоняет, что в то время нет еще независимых волостей, что князья друг с другом никаких договоров не заключают. Наблюдения В. И. Сергеевича ценны только для «периода уделов»(феодальной раздробленности). Князь «киевского периода», которого В. И. Сергеевич пытался втиснуть в рамки удельного строя, по существу остался в его труде не отмеченным.
Так же, собственно говоря, рассуждает и М. А. Дьяконов. «Княжеская власть — столь же исконный и столь же повсеместный институт, как и вече. У отдельных славянских племен «княженья» упоминаются задолго до призвания Рюриковичей. Корин этой власти скрываются в доисторическом патриархальном быту...» Дав эту необходимую справку о корнях княжеской власти, М. А. Дьяконов непосредственно за ней начинает говорить об отдельных волостях-княжениях. /«Князь — необходимый элемент в составе государственной власти всех русских земель», «В составе государственной власти каждого княжения князь занимал, по сравнению с вечем, существенно иное положение, так как был органом постоянно и повседневно действующим»4.
Немногим отличаются от этих мнений и суждения М. Ф. Владимирского-Буданова: «Происхождение княжеской власти доисторическое ...власть принадлежит не лицу, а целому роду... Члены княжеского рода или соправительствуют без раздела власти...» или «делят между собою власть территориально... Этот последний порядок с конца X в. взял решительный перевес и создал т. н. удельную систему» 5. И у него княжеская власть в ее историческом развитии полностью не изучена. Период Древнерусского государства не отделен от последующего удельного.
О.Ключевский занял в данном вопросе особую, очень интересную позицию. На смену «городовым областям» явилось «варяжское княжество» и потом «Киевское государство», во главе которого стал киевский князь со своей дружиной. Этот опыт политического объединения Русской земли, по мнению В. О. Ключевского, был следствием того же интереса, который стимулировал прежде создание независимых одна от другой городовых областей, делом внешней русской торговли.
Киевское княжество, как и торговые области, ему предшествовавшие, имело не национальное, а социальное происхождение, было создано не каким-либо племенем, а классом, выделившимся из разных племен. Руководившая городовыми областями военно-торговая аристократия поддержала самого сильного из конунгов, помогла ему укрепиться в Киеве. Та же аристократия помогла киевским князьям распространить свою власть из Киева. «...Военно-торговая аристократия больших городов была самою деятельною силою в создании политического единства Руси, которое тем и началось, что этот класс стал собираться под знаменем вышедшего из его среды киевского князя». «Пока новое правительство, князь с дружиной, не укрепилось и нуждалось в Помощи городской знати, из Которой оно само вышло, обе общественные силы стояли очень близко друг к другу. Весь X век они действуют дружно.,, вместе воюют и торгуют, вместе обсуждают в думе князя важнейшие вопросы законодательства». С половины XI века обнаруживается «взаимное удаление» княжеского правительства и городской знати. Появление у княжеских дружинников («бояр») привилегированной земельной собственности, признаки которой, по мнению В. О. Ключевского, «становятся заметны с XI в., еще более удалило этот класс от городского общества, владевшего торговым капиталом». Но и после Ярослава князья, «за исключением Мономаха, став уже степными наездниками, боронившими Русскую землю от поганых, во многом оставались верны привычкам и понятиям своих языческих предков IX и X вв., морских викингов на русских реках... Двухвековою деятельностью в русском князе выработался тип, завязавшийся в самом ее начале: это военный сторож земли, ее торговых путей и оборотов, получавший за то корм с нее. Когда князей развелось много, они стали делиться сторожевыми обязанностями и выгодами, сторожевыми кормами, деля между собою и меняя области по очереди старшинства. Это очередное владение делало князя бродячим гостем области, подвижным витязем, каким он был два века назад. Тогда старшие города остались одни постоянными и привычными руководителями своих областей... местные миры, стянутые к Киеву киязьями X в., опять потянули к своим местным центрам»6.
У В. О. Ключевского, как легко в этом убедиться, период Древнерусского государства выделен и объяснен. Однако это объяснение не приемлемо. Вызывает прежде всего возражение принимаемая им за основную движущую силу «внешняя русская торговля»; нельзя согласиться и с его трактовкой княжеского боярства и городской знати, в положении которых В. О. Ключевский отмечает два периода: первый до XI века, когда между князем, его дружиной и городской знатью имеется общность торговых интересов, и второй с XI века, когда бояре становятся привилегированными землевладельцами, а городская знать остается по прежнему сильной своим торговым капиталом. Не убедительной является и бойкая характеристика князя и его метаморфозы: «морской наездник-викинг», «степной наездник», «военный сторож торговых путей», «бродячий гость области», «подвижной витязь» и пр.
В 1909 г. в своей книге «Княжое право в древней Руси» А. Е. Пресняков подверг критике теорию Ключевского о торговом происхождении городовых областей, а потом и Древнерусского государства и высказал свое собственное отношение к политическому строю Киевской Руси. А. Е. Пресняков тоже выделяет «доярославов период» нашей истории как период существования Древнерусского государства, сохранявшего единство путем концентрации власти в руках князя, владевшего Киевом. Значение князя А. Е. Пресняков склонен сильно преувеличивать. Тысяча и тысяцкий, сотни, сотские, десятские — все это, по его мнению, княжеская администрация, созданная князьями: князь—организатор общества в полном смысле слова. Еще ярче те же мысли выражены им в его «Лекциях»: «Князь не только начальник военных сил, охранитель землн от внешних врагов, ои и установитель «наряда», и это его значение растет по мере развития в жизни явлений, которые выходили за рамки сложившегося «по старине и пошлине» народного быта»7. Но внимание А. Е. Преснякова здесь сосредоточено главным образом на Руси XI—аП веков, т. е. на периоде феодальной раздробленности. Княжеская власть за время существования Древнерусского государства рассмотрена им сравнительно очень бегло.
М. С. Грушевский, искусственно отрывая историю Украины от истории русского народа, не считался с тем, что Древнерусское государство есть период в истории всего русского — и не только русского — народа. Грушевский останавливается на истории княжеской власти в период образования и существования Древнерусского государства.
Князья племенные, по его мнению, не играли сколько-нибудь заметной роли. Только киевские князья приобретают видное значение. Они концентрируют вокруг Киева «украинские» земли. Этот процесс концентрации был очень труден. Киевская держава не была прочной. Ее единство требовало постоянного подновления. «Проявить инициативу, собрать соответствующие очень значительные силы мог только глава государства — киевский князь: он организовывал пограничную сторожевую службу, созывал полки от подвластных племен, спроваживал варяжских кондотьеров и т. п. Поход в случае успеха давал большую добычу, от которой главная доля поступала киевскому князю, но, как видно из фрагмента, вставленного в «Повести» под 907 г., не была забыта и дружина, не только мобилизованная для походов, но и остававшаяся на заставах. Таким образом, эти походы, которые были венцом тогдашней дружинной организации, соединяли в один организм всю дружинную организацию, раскинутую по всей территории государства, давали чувствовать единство государства и тем самым были для нее очень важны»8.
Тенденциозно признав Древнерусское государство государством «украинским», М. С. Грушевский лишил себя возможности правильно, согласно с источниками, понять и историю этого государства.
Период «Киевской державы» — крупнейший и важнейший факт истории народов нашей страны и прежде всего народа русского с его позднейшими разветвлениями на великорусов, украинцев н белоруссов — факт, правильное понимание которого является непременным условием уразумения дальнейшей истории этих народов и потому требующий самого тщательного научного исследования.
Самым решительным образом я расхожусь и с теми из современных историков, которые обнаруживают явную тенденцию недооценивать значение этого важного периода в истории нашей страны.
Перехожу к специальному рассмотрению положения и роли князя в Древнерусском государстве.
Древнейшие сведения о власти у восточных славян мы имеем у Иордана н византийских историков.
Иордан (умер в 552 г.), говоря о военных столкновениях антов с готами в IV веке, называет антского «короля» (гех) Божа, после одного неудачного сражения попавшего к готам в плен, где он вместе со своими сыновьями и 70 «старейшинами» (рпта1ез) был распят. Этот самый Бож умел наносить готам и поражения, стало быть, стоял во главе значительных сил. Перед нами военный союз племен под начальством одного вождя. Особого значения придавать титулу (гех), каким наделяет Божа Иордан, конечно, нельзя.
Маврикий Стратег (в конце VI века) говорит, что у славян и антов много вождей, с которыми он рекомендует византийскому правительству считаться: привлекать подарками и обещаниями тех из них, кто находится поближе к византийским границам, и при их помощи громить других славянских и антских вождей. Он же указывает на опасность для Византии в возможности объединения разрозненных славян и антов.
Прокопий Кесарийский (умер в 562 г.) подчеркивает, что славяне и анты не имеют над собой единой власти (подобной византийской) и решают свои важные дела на общих народных собраниях.
Менандр, византийский историк VI века, указывает на знатного и могущественного анта Мезамира, которого боялись авары, так как он среди антов пользовался большим влиянием. Византийский же историк Феофилакт (первая половина VII века) тоже знает славянских вождей и по имени одного из них называет целую территорию «землей Ардагаста». Он называет и других вождей.
У Из этих косвенных данных мы можем сделать заключение, что в VI веке н. э. анты, т. е. восточные славяне, уже вышли из рамок родо-племенного строя, что перед нами союз племен, «военная демократия».
Примечания:
1. С. М. Соловьев, История России с древнейшнх времен, кн. I,стб. 213-218.
2. В. И, Сергеевич, Вече и князь, М. 1867, стр. I.
3. В. И. Сергеевич, Русские юридические древности, т. II, стр. 119.
4. М. А. Дьяконов, Очерки общественного и государственного строя древней Русн, стр. 146, 148.
5. М. Ф. Владимирский-Буданов, Обзор истории русского права, стр. 37, 38 (курсив автора. — Б. Г.),
6. В. О. Ключевский, Боярская Дума древней Руси, стр. 37, 46.
7. А. Е. Пресняков, Княжое право в древней Руси, стр. 47, 196 и др.« его же, Лекции по русской истории, т. I, стр. 183 и др.
8. М. С. Грушевский, Історія України-Русі, т. I, стр. 428.