Глава II. Русская Церковь в планах нацистов в период войны с СССР, 1941—1945 гг.
5. Отношение Русской Православной и Украинской Греко-католической Церквей к холокосту
Русская Православная Церковь оказалась в самом центре событий Второй мировой войны и была вынуждена самым непосредственным образом реагировать на холокост. Следует подчеркнуть, что она не была в тот период единой, от нее откололось несколько групп, позиции которых в этом вопросе не во всем совпадали. Раньше всего, еще до начала войны между Германией и СССР, свое отношение к преследованиям евреев высказали многие русские священники-эмигранты в различных странах Европы, принадлежавшие к двум юрисдикции — митр. Евлогия в Париже и карловчане.
В Западно-Европейский Экзархат митрополита Евлогия входило и несколько русских приходов, расположенных на территории Германии. Как уже говорилось, вскоре после прихода национал социалистов к власти эти общины стали подвергаться разнообразным преследованиям и ограничениям. При этом в качестве предлога использовался миф о том, что деятельность приходов Русского Западно-Европейского Экзархата в Германии — важнейшее звено широкомасштабного заговора против Третьего рейха с участием русских эмигрантов, направляемого и финансируемого международными еврейско-масонскими структурами и французской разведкой. Гестапо обвиняло митрополита Евлогия в принадлежности к масонству еще с 1913 года395.
Нацисты справедливо подозревали «евлогиан» в отсутствии симпатий к их режиму, его антилиберальной идеологии и агрессивным устремлениям в области внешней политики. Негативно относилась паства митрополита Евлогия и к расовой теории, прежде всего к культивируемой ненависти к евреям. Несколько евреев имелось среди преподавателей знаменитого Свято-Сергиевского богословского, института в Париже под патронажем владыки Евлогия, о чем нацистам было хорошо известно (вскоре после оккупации столицы Франции они арестовали профессоров Зандера и Зеньковского). Правда, о какой-либо широкой оппозиционности евлогианской общины в самой Германии говорить нельзя. Ее духовенство отличал подчеркнутый аполитизм и глубокая сосредоточенность на религиозной жизни. Исключение составлял только вопрос об отношении к евреям396.
Глава германских евлогианских приходов архимандрит Иоанн (Шаховской) никогда не скрывал своего крайне негативного отношения к антисемитизму нацистской идеологии и политики. Аналогичная характеристика правомерна и в отношении его прихожан. Уже на второй год нацизма архим. Иоанн дал на него пастырский ответ, опубликовав брошюру «Иудейство и Церковь», в которой писал о несовместимости расовой теории с христианской верой.
В послевоенных воспоминаниях (в то время уже архиепископ Сан-Францисский) Иоанн о своей позиции в связи с преследованиями евреев, к сожалению, писал немного и скромно: «Сколько людей оказывало по деревням и городам бескорыстную помощь несчастным людям... Как сейчас вижу одну глухую, средних лет, еврейку с аппаратом на ухе, странствующую из дома в дом. Ей давали приют христиане. Это было одно из ужасных апокалиптических видений тех лет — люди с желтой звездой Давида, обреченные на заклание. Вспоминаю совершенный мною тайный постриг над одной еврейкой-христианкой, моей духовной дочерью, рабой Божьей Елизаветой, получившей вызов из гестапо. В значении этого вызова мы не сомневались. Благословляя ее на мученичество, я дал ей новое имя, Михаилы, в честь архангела Михаила, вождя еврейского народа... Конечно, как и всем, пришлось мне в те дни в гестапо подтверждать документами свое “арийское происхождение” и говорить о своих убеждениях и о вере Церкви... Однажды следователь, допрашивавший меня, зная, что я принимаю в лоно Церкви всякого человека, без различия расы, спросил меня: “Ну а если бы Литвинов 397 захотел креститься (Литвинов в те годы был в Германии персонификацией того, что называлось “иудобольшевизмом”), — вы бы его тоже крестили?” “Конечно, — ответил я, — если бы Литвинов покаялся и захотел жить во Христе. Церковь приняла бы его наравне со всеми”»398.
В июле 1938 г. гестапо впервые поставило вопрос о высылке архим. Иоанна из страны. В соответствующем письме в Рейхсминистерство церковных дел от 27 июля подчеркивалось: «Иоанн, особенно в последнее время, снова вносит беспокойство в среду здешней русской эмиграции своими подчеркнуто дружественными евреям проповедями и высказываниями и сознательно пытается помешать усилиям антибольшевистски настроенных групп эмигрантов... Вследствие своей дружеской расположенности к евреям он уж много лет подвергается резкой критике националь- но-мыслящих русских эмигрантов». В целом же гестапо рассматривало о. Иоанна как «яркого представителя враждебного Германии и масонского церковного направления парижского епископа Евлогия»399.
Министерство церковных дел исходило из своих собственных планов проведения унификации русской православной общины в Германии и включения евлогианских приходов по возможности мирными средствами в карловацкую Берлинскую и Германскую епархию. Поэтому оно предложило гестапо «наблюдать за развитием дела Шаховского», не прибегая к высылке. Неудачей закончилась и попытка гестапо второй раз поставить вопрос об удалении из страны архим. Иоанна и других евлогианских священников в июле 1939 г. Высылке помешало заключение 3 ноября 1939 г. компромиссного соглашения, по которому евлогианские приходы должны были войти в епархию Берлинскую и Германскую, но признавалась их принадлежность к юрисдикции митрополита Евлогия. Но и в дальнейшем архим. Иоанн подвергался различным преследованиям. Было запрещено издание его миссионерского журнала «За Церковь», в январе 1943 г. гестапо произвело обыск на квартире и книжном складе архимандрита и Т.Д.400.
Особенно активно проявило свою позицию по отношению к холокосту евлогианское духовенство в оккупированной нацистами Франции. Близкие к митр. Евлогию люди так характеризовали его настроение в дни оккупации Парижа: «В эти дни Владыка сумрачен, озабочен и печален. Когда говорим о том, что кругом творится, он морщится и начинает волноваться: “Насильники, насильники... и что они с евреями делают!..” А в одном из своих писем 26 октября 1944 г. митрополит писал: “...будучи убежденным националистом, т.е. верным и преданным сыном своего народа, я, конечно, совершенно отвергаю тот звериный национализм, который проявляют теперь немцы по отношению к евреям, равно как, будучи православным, я чужд религиозного фанатизма... Выше всего чту свободу во Христе”»401. Позицию владыки разделяли почти все представители евлогианского духовенства. Хорошо известен, например, мученический подвиг монахини Марии (Скобцовой, Кузьминой-Караваевой). Имя ее увековечено деревом, посаженным в Роще праведников при музее жертв и героев Шоа «Яд ва шем» в Израиле.
Мать Мария возглавляла в Париже благотворительную и культурно-просветительную организацию «Православное Дело», почти весь период оккупации Франции постоянно помогавшую евреям. В целях регистрации понятие «еврей» впервые получило свое определение в этой стране в декрете от 27 сентября 1940 г., где говорилось, что евреями считаются принадлежащие к иудейской вере. В результате возникла острая необходимость в свидетельствах о крещении, которые могли помочь избежать унижений и ограничений. К священнику церкви «Православного Дела» о. Димитрию Клепинину начали поступать срочные просьбы о выдаче таких удостоверений евреям нехристианам. И он решил с полного одобрения матери Марии выдавать свидетельства о принадлежности к своему приходу. Вскоре в картотеке о. Димитрия накопились сведения о 80 новых «прихожанах». Согласно же нью-йоркской еврейской газете «Forward» от 17 апреля 1948 г. священник выдал сотни ложных свидетельств о крещении. При этом о. Димитрий не допускал вмешательства и контроля в этом деле. Когда из епархиального управления затребовали списки новокрещеных, он ответил категорическим отказом402.
Смарта 1942 г. французские евреи должны были носить отличительный знак — желтую звезду Давида. По этому поводу мать Мария, с самого начала считавшая, что гонение на евреев — бремя, общее для всех, говорила: «Нет еврейского вопроса, есть христианский вопрос. Неужели Вам не понятно, что борьба идет против христианства? Если бы мы были настоящими христианами, мы бы все надели звезды. Теперь наступило время исповедничества»403.
В ночь с 15 на 16 июля 1942 г. в Париже были произведены массовые аресты евреев. Большую часть из них загнали на зимний велодром. Благодаря монашескому одеянию матери Марии удалось проникнуть туда и провести там 3 дня. Она утешала детей, поддерживала взрослых, распределяла кое-какую провизию. С помощью мусорщиков ей дважды удалось устроить побег детей. С 15 июля у евреев возникла острая необходимость в надежных убежищах и в возможности бегства. Дом «Православного Дела» на Лурмеле стал таким убежищем. Один из его работников, Мочульский, писал: «На Лурмеле переполнение. Живут люди во флигеле и сарае, спят в зале на полу... И евреи, и не евреи. Мать говорит: “У нас острый квартирный кризис. Удивительно, что нас до сих пор немцы не прихлопнули”»404.
Дом «Православного Дела» стал звеном целой цепи убежищ и путей бегства, которая образовалась по всей Франции. По воспоминаниям И.А. Кривошеина: «Здесь вопрос уже шел не только о материальной помощи. Нужно было доставать для евреев [поддельные] документы, помогать им бежать в южную, еще не оккупированную зону, укрываться в глухих районах страны. Наконец, необходимо было устраивать детей, родители которых были схвачены на улицах или во время облав»405.
В конце концов такая активная деятельность стала известна гестапо. 8—10 февраля 1943 г. последовали обыск дома и аресты. Арестованными оказались священник Димитрий Клепинин, мать Мария и миряне — Ю. Скобцов, Ф. Пьянов, А. Висковский и Ю. Казачкин. О. Димитрию предлагали свободу при условии, что он впредь не будет помогать евреям. В ответ показал свой наперсный крест с изображением Распятия: «А этого еврея вы знаете?» Так же стойко вели себя и другие арестованные. Так, Ф. Пьянов в ответ на обвинение в оказании помощи евреям ответил: «Помощь оказывалась всем нуждающимся, как евреям, так и не евреям, — такая помощь есть долг каждого христианина». Матери монахини Марии С.Б. Пиленко на допросе гестаповец крикнул: «Вы дурно воспитывали вашу дочь, она только жидам помогает!» На это София Борисовна ответила: «Моя дочь настоящая христианка, и для нее нет ни эллина, ни иудея, а есть несчастный человек. Если бы и вам грозила беда, то и вам помогла бы». Мать Мария улыбнулась и сказала: «Пожалуй, помогла бы», за что чуть было не получила удар по лицу406.
Через несколько дней после ареста известный богослов о. Сергий Булгаков отслужил в церкви молебен об освобождении плененных, но вскоре по приказу оккупационных властей «Православное Дело» было ликвидировано, арестованных же отправили в германские концлагеря. О. Димитрий Клепинин умер 8 февраля 1944 г. в Бухенвальде, а мать Мария погибла в газовой камере лагеря Равенсбрюк 31 марта 1945 г., в Страстную пятницу. После нее осталось большое литературное наследство407.
Приведенный пример помощи евреям со стороны духовенства Русского Западно-Европейского Экзархата во Франции является далеко не единственным. Так, в Париже, совсем недалеко от Лур- меля, ложные свидетельства о крещении выдавал настоятель Трехсвятительского подворья на рю Петель архимандрит Афанасий (Нечаев). А настоятель Свято-Троицкого храма в Клиши о. Константин Замбржицкий, сам находившийся в заключении, крестил 20 сентября 1941 г. в Компьенском лагере еврея И. Фондамин- ского. Был продуман и подготовлен план побега последнего через «свободную» зону Франции в США. Но Фондаминский решительно отказался от этого: он хотел разделить судьбу своих братьев, родных по плоти, и погиб 19 ноября в Освенциме408.
В то же время отношение священнослужителей юрисдикции митр. Евлогия к иудаизму отличалось своеобразием. Многие и них, в том числе мать Мария, полагали, что в условиях небывалых ужасов мировой войны начинается неизбежная эпоха перехода евреев в христианство. Наиболее глубоко разработал эту концепцию в своих статьях «Гонения на Израиль» и «Расизм и христианство», написанных в оккупированном Париже зимой 1941—1942 гг., знаменитый православный богослов прот. Сергий Булгаков. В еврейском народе, избранном Богом для воплощения Спасителя, он видел «ось мировой истории»; избранничество Божие почиет на еврействе, даже не принявшем Христа; окончательное разрешение еврейского вопроса наступит только с возвещанным апостолом Павлом обращением всего еврейства ко Христу, поэтому всякий антисемитизм изобличался как антихристианство и тем самым исключался:
«С одной стороны, в состоянии антихристианства и христианобор- чества Израиль представляет собой лабораторию всяких духовных ядов, отравляющих мир и в особенности христианское человечество. С другой — это есть народ пророков, в которых никогда не угасает дух пророчества и не ослабевает его религиозная стихия. Однако в состоянии ослепления это есть христианство без Христа и даже против Христа, однако Его лишь одного ищущее и чающее... Ясны те выводы, которые могут быть отсюда сделаны относительно гонителей Израиля: они гонят Самого Христа в нем, также, как и сами евреи, поскольку последние христоборствуют, противясь своему собственному избранию»409.
О. Сергий чрезвычайно резко осуждал и разоблачал нацистскую идеологию, утверждая, «что гитлеризм, как религиозное явление, есть еще более отрицательное, чем воинствующий атеизм большевизма» и подчеркивал центральное место вражды к иудаизму в «духовном оборудовании» германского расизма: «...весь расизм есть не что иное, как антисемитизм, есть сублимированная зависть к еврейству и соревнование с ним, притом не в положительных, но отрицательных его чертах... Такова тайна расизма, его источник. Гитлер и зилоты антисемитизма суть религиозные, точнее антирелигиозные... маньяки... По духу своему, как и в своем практическом осуществлении антисемитизм есть не только искушение, но и прямое противление христианскому духу». При этом... о. Сергий Булгаков писал и об антихристианских преступлениях самих евреев: «Еврейство... доселе остается в состоянии поклонения золотому тельцу и отпадения от веры, даже и в Бога Израилева. Все эти новые бедствия являются для него не только как последние, может быть, испытания для его обращения ко Христу и духовного воскресения, но и как неизбежная кара за то страшное преступление и тяжкий грех, который им совершен над телом и душой русского народа в большевизме». Заключительный же вывод богослова полон веры в осуществление пророчества апостола Павла: «В историческом христианстве явится новая сила, которая и станет духовным его средоточием, как было это и в первые дни его: иудео-христианство»410.
Несколько иначе, чем у клириков Западно-Европейского Экзархата, можно охарактеризовать позицию карловацких священнослужителей. Руководство РПЦЗ, настроенное резко антисоветски, неоднократно выступало с воззваниями против еврейско- большевистского господства в России. Так, например, в послании к православным русским людям, принятым архиерейским совещанием РПЦЗ 25 октября 1943 г. в Вене по поводу избрания Московским патриархом митрополита Сергия (Страгородского) говорилось: «Давнее тесное сближение с коммунистическим правительством, во главе которого стоит кровавый тиран Сталин и в котором участвует достаточное количество евреев, фанатически ненавидящих христианство и беспощадно истребляющих русский народ, набрасывает особенно мрачную тень на облик нового патриарха, которого наша совесть не позволяет нам назвать своим истинным отцом и духовным вождем»411. А в Пасхальном послании 1942 г. председателя Архиерейского Синода РПЦЗ митрополита Анастасия ощущался и другой акцент: «Напрасно враги Христовы — иудеи, не переставшие преследовать Его и по смерти, запечатали Его тело в погребальной пещере и приставили к Нему нарочитую стражу, стремясь удержать Его во гробе»412.
В подобных утверждениях, несомненно, присутствовал определенный антииудаизм, имевший политическое и религиозное содержание. Однако в идеях русской церковной эмиграции совершенно отсутствовал характерный для нацизма расизм. Холокост руководство РПЦЗ никогда не одобряло. Среди карловацких прихожан в Германии были лица еврейского происхождения, которые участвовали в движении Сопротивления413.
Примечания:
395. РТВА, ф. 1470, on. 1, д. 10, л. 234.
396. Никитин А.К. Нацистский режим и русская православная община в Германии (1933—1945 гг.). С. 96.
397. М. Литвинов — в 1930-е гг. народный комиссар иностранных дел в СССР, еврей по национальности.
398. Иоанн (Шаховской), архиепископ. Избранное. С. 375.
399. РГВА, ф. 1470, on. 1, д. 17, л. 236.
400. Никитин. А.К. Указ. соч. С. 218; 251—253: Иоанн (Шаховский), архиепископ. Указ. соч. С. 378; Материалы к биографии архиепископа Иоанна (Шаховского) // Церковно-исторический вестник. Москва, 1998. № 1. С. 83.
401. Путь моей жизни. Воспоминания митрополита Евлогия. С. 608, 613—614.
402. Гаккель Сергий, протоиерей. Мать Мария (1891—1945). М., 1993. С. 129—130.
403. Там же. С. 134.
404. Таккелъ Сергий, протоиерей. Мать Мария (1891 — 1945). М., 1993. С. 134-135.
405. Кривошеин И.А. Так нам велело сердце // Против общего врага. Советские люди во французском движении Сопротивления. Москва, 1972. С. 270—271; Кривошеин И.А. Мать Мария (Скобцева) (к 25-летию со дня кончины) // Журнал Московской Патриархии, 1970. № 5. С. 39.
406. Гаккель Сергий, протоиерей. Указ. соч. С. 138—141; Мать Мария. Стихотворения, поэмы, мистерии. Воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. Париж, 1947. С. 151-152.
407. Мать Мария. С. 164—165. См.: Мать Мария (Скобцова). Воспоминания статьи, очерки. В 2-х т. Париж, 1992.
408. Гаккель Сергий, протоиерей. Указ. соч. С. 127—129, 142.
409. Булгаков Сергий, протоиерей. Христианство и еврейский вопрос. Париж, 1991. С. 156. 161.
410. Там же. С. 83, 84, 117, 137, 140
411. Русское дело. Белград, 1943. 7 ноября.
412. Православная Русь. 1942, № 9—10, С. 2.
413. Gaede К., а.а.О. S., 246-247.
Страницы: 1 2