Папа Франциск мне сказал: «Самое большое зло, которое распространилось в мире в последние годы — это безработица среди молодежи и одиночество стариков. Старые люди нуждаются в уходе и в общении; молодежь — в работе и надежде, но она не имеет ни того, ни другого, а самая большая беда заключаются в том, что молодые люди перестали искать работу и потеряли надежду. Они придавлены настоящим. Скажите мне: можно ли жить, будучи придавленным настоящим? Без памяти о прошлом и без желания планировать свое будущее, создать свой жизненный проект, свою семью? Разве можно продолжать так жить дальше? По моему мнению, это самая насущная проблема, которая стоит перед церковью».

Скальфари: Ваше Святейшество, это проблема в основном политическая и экономическая, она касается государств, правительств, партий, профсоюзов.

Папа Франциск: Конечно, вы правы, но она касается и церкви тоже, даже прежде всего церкви, потому что нынешняя ситуация ранит не только тела, но и души. Церковь должна чувствовать ответственность как за души, так и за тела.

– Ваше Святейшество, вы говорите, что церковь должна чувствовать ответственность. Должен ли я заключить из ваших слов, что церковь не вполне осознает эту проблему, и вы призываете ее действовать в направлении ее решения?

– В целом эта проблема понята церковью, но в недостаточной степени. Я хотел бы, чтобы церковь больше сосредоточилась на ее решении. Это не единственная проблема, которая перед ней стоит, но она наиболее срочная и драматическая.

Встреча с Папой Франциском состоялась в прошлый вторник в его резиденции в гостинице Святой Марты, в маленькой, почти пустой комнате, где стояли только стол и пять или шесть стульев, а на стене висела картина. Встрече предшествовал телефонный разговор, который я не забуду до конца своей жизни. Было 14.30, когда прозвенел звонок, и раздался взволнованный голос моей секретарши: «Папа на линии, я вас немедленно соединю».

Я был потрясен, но уже слышал голос Его Святейшества с другого конца провода: «Добрый день! Это Папа Франциск». «Добрый день, Ваше Святейшество, я взволнован, я не ждал вашего звонка», – ответил я. «Почему же? Вы мне написали письмо с пожеланием познакомиться лично. У меня появилось такое же желание, и вот я хочу договориться с вами о встрече. Я смотрю свое расписание. В среду я не могу, в понедельник – тоже. Вы можете во вторник?»

«Да-да, могу», – ответил я.

– Час немного неудобный. В три часа вы сможете? Если нет, то назначим на другой день.

– Ваше Святейшество, я смогу в это время встретиться с Вами.

– Итак, договорились: во вторник, 24 сентября в 15 часов в гостинице Святой Марты. Вы должны войти через дверь канцелярии.

Я не знал, как закончить этот телефонный разговор и отважился сказать: «Могу я обнять вас по телефону?» «Конечно, я вас тоже обнимаю. Мы еще обнимемся при встрече. До свиданья», – ответил он.

И вот я в Ватикане. Вошел Папа и подал мне руку. Мы сели. Папа улыбнулся и заметил: «Некоторые из моих сотрудников, которые меня знают, сказали мне, что вы попытаетесь обратить меня».

«Это шутка, – ответил я ему. – Мои друзья тоже думают, что вы хотите обратить меня». Папа улыбнулся еще раз и сказал: «Прозелитизм – это большая глупость. Он не имеет смысла. Нужно постараться узнать и выслушать друг друга, понять мир, который нас окружает. Бывает так, что после первой встречи мне хочется увидеться еще раз, потому что рождаются новые идеи и понимание новых стоящих перед нами задач. Вот что важно: узнать, услышать друг друга, расширить круг своих мыслей. В мире много дорог, которые сближают и разводят нас, но важно, чтобы всего они вели к Добру».

– Ваше Святейшество, существует ли единое понимание Добра? Кем оно установлено?

– Каждый из нас имеет свое понятие о Добре и Зле. Мы должны побуждать человека двигаться в направлении того, что он считает Добром.

– Ваше Святейшество, вы уже писали об этом в адресованном мне письме. Вы сказали, что у каждого человека есть совесть, и он должен следовать ей. Я думаю, что это одна из самых смелых мыслей, когда-либо высказанных Папой.

– Я могу ее подтвердить. У каждого из нас есть своя идея Добра и Зла, и нужно идти по дороге Добра и бороться со Злом в своем понимании. Уже одного этого было бы достаточно, чтобы изменить мир к лучшему.

– Церковь идет по этому пути?

– Да, наша миссия в этом и состоит: понять материальные и духовные нужды людей и попытаться удовлетворить их по мере возможностей. Вы знаете, что такое «агапе»?

– Да, знаю.

– Это слово означает любовь к другим, как проповедовал Господь. Это не прозелитизм, это любовь к ближнему своему, это дрожжи для общего блага.

– Возлюби ближнего, как себя самого.

– Именно так.

– Иисус в своей проповеди говорил, что агапе, любовь к другим – это только способ любить Бога. Поправьте меня, если я ошибаюсь.

– Вы не ошибаетесь. Сын Божий воплотился, чтобы внести в души людей чувство братства. Все мы братья, и все мы — сыны Божии. Отца он звал Авва. Он говорил, что укажет нам путь. Идите за мной и обретете Отца и будете все его сынами. Агапе, любовь каждого из нас по отношению к другим – от самых ближних до самых дальних – это тот способ, который нам указал Иисус, чтобы найти путь к спасению и блаженству.

–Тем не менее, как мы говорили раньше, любовь к ближнему равна любви, которую мы испытываем к себе самому. Следовательно, то, что многие называют нарциссизмом, признается имеющим право на существование, позитивным. Мы долго спорили по этому вопросу.

– Мне не нравится слово нарциссизм, потому что оно указывает на исключительную самовлюбленность, а это нехорошо, может нанести тяжелый урон не только душе самовлюбленного человека, но и его отношениям с другими людьми, с обществом, в котором он живет. Беда в том, что зачастую люди, страдающие нарциссизмом, представляющим собой что-то вроде болезни сознания, имеют много власти. Часто руководители самого высокого ранга страдают этой болезнью.

– Эта болезнь не обошла стороной и многих глав церкви.

– Знаете, что я об этом думаю? Церковные иерархи часто были нарциссами, которым неумеренно льстили их придворные. Двор – это проказа Папства.

– Вы сказали «проказа Папства». Но каков же двор? Вы намекаете на Римскую курию?

– Нет. В курии есть придворные, но в целом курия — это иное заведение. В армии его называют интендантским управлением. Курия управляет службами, необходимыми Святому Престолу. Но у нее есть недостаток: она сконцентрирована на проблемах Ватикана. Она рассматривает и защищает интересы Ватикана, которые большей частью являются преходящими. При этом она обходит стороной окружающий мир. Я не разделяю это направление и сделаю все, чтобы его изменить. Церковь есть или должна опять стать сообществом людей Бога, а пресвитеры, священники, епископы должны заботиться о душах людей, служить им. Вот что такое церковь, недаром она обозначается другим термином, отличным от Святого Престола, который играет важную роль, но он на службе у церкви. Я никогда бы не мог обрести полную веру в Бога-Отца и Сына, если бы не сформировался в лоне церкви. Мне повезло: в Аргентине я вырос в церковном сообществе, без которого я не смог бы полностью осознать себя и свою веру.

– Вы почувствовали свое призвание с юности?

– Нет, не с самых юных лет. Моя семья считала, что я должен был выбрать себе другую профессию, работать и зарабатывать. Я закончил университет. У меня была учительница, к которой я испытывал уважение и чувство дружбы. Она была убежденной коммунисткой. Часто она читала мне сама или давала почитать документы Коммунистической партии. Так я познакомился с материалистической теорией. Помню, что она дала мне обращение американских коммунистов в защиту Розенбергов, которых осудили на смерть. Женщина, о которой я вам говорю, была потом арестована, ее пытали. Она была убита диктаторским режимом, который тогда правил в Аргентине.

– Вы соблазнились коммунистической теорией?

– Нет, материалистическая теория на меня никак не повлияла. Но я узнал ее от честной и смелой женщины. Теория была мне полезна, я многое понял, в особенности – социальный аспект, с которым я потом столкнулся в социальной доктрине церкви.

– Теология освобождения, которую Папа Войтыла осудил, была очень распространена в Латинской Америке.

– Да, многие теологи освобождения были аргентинцами.

– Вы считаете, что Папа справедливо их преследовал?

– Конечно они примешивали политику к теологии, но многие представители этого течения были верующими и придерживались очень человечной концепции.

– Ваше Святейшество, вы позволите и мне рассказать о моем культурном воспитании? Меня воспитывала мать, которая была ревностной католичкой. В 12 лет я даже выиграл соревнование по катехизису среди приходов Рима и получил премию от Викариата. Я исповедывался в первую пятницу каждого месяца, ходил на мессы и веровал. Все изменилось, когда я поступил в лицей. Среди разных философских текстов, которые мы изучали, я прочел «Рассуждение о методе» Декарта. Меня поразила одна фраза, ставшая теперь общеизвестной: «Я мыслю, следовательно, я существую». Таким образом, «я» становится основой человеческого существования, автономным вместилищем мысли.

– Тем не менее, Декарт никогда не отвергал веру в Бога вездесущего.

– Это так, но он заложил во мне базу для иного мировоззрения. Я пошел по другому пути после чтения различных теорий, что привело меня совсем к другим берегам.

– Насколько я понял, вы – неверующий, но не антиклерикал. Это две очень разные вещи.

– Это правда, я – не антиклерикал, но становлюсь им, когда встречаю клерикала.

– Со мной это тоже случается. Перед клерикалом я тоже вдруг становлюсь антиклерикалом. Клерикализм не должен бы иметь ничего общего с христианством. Первым преподал нам этот урок апостол Павел, который обращался с Посланиями к язычникам и иноверцам.

– Ваше Святейшество, могу я спросить, какие святые наиболее близки вашей душе и как они повлияли на ваш религиозный опыт?

– Святой Павел заложил основы нашей религии, нашей веры. Нельзя быть сознательным христианином, не зная учения апостола Павла. Он придал проповедям Христа структуру доктрины, которая с различными добавлениями огромного числа мыслителей, теологов, духовных пастырей устояла и держится, хотя прошло уже две тысячи лет. Назову еще Блаженного Августина, святых Бенедикта, Фому и Игнатия. Разумеется, Франциска. Надо ли объяснять, почему?

Франциск – я позволил себе в этот момент так назвать Папу, потому что он сам подталкивал к этому всем своим поведением, улыбками, восклицаниями удивления и сопереживания – смотрит на меня так, как будто поощряет задать ему самые смелые вопросы о тех, кто возглавлял церковь.

Страницы: 1 2