Иеромонах Хрисанф
Отцы Геласий, Онуфрий и Мина о точном соблюдении церковного Устава
Я пришел на Святую Гору, будучи еще мальчиком. Там я познакомился с отцом Иеронимом, к которому сразу же проникся благоговением. Иероним был монахом в Вознесении, а затем у него возникли сложности, из-за которых ему пришлось поселиться в монастыре, где сейчас живешь ты. Многие тогда хотели забрать меня к себе. А я был любопытный и понемногу расспрашивал о разных делах святых наставников, коих доводилось встретить.
Вот, я услышал звук била и спросил, почему служка начал бить. Вижу, что отцы входят дверью напротив кухни, творят три земных поклона и прикладываются к святым иконам. Там я познакомился с пономарем Геласием, которого до этого не раз видел со стасидии, когда он зажигает свечи и лампады. Он всегда сначала крестился, затем обращался с молитвой к святому, изображенному на иконе, а затем уже зажигал очередную лампаду или свечу, – и только обойдя весь храм, возвращался на стасидию.

Афонское било
В Пирее еще в детстве я встречал священников, которые учились за границей и впитали яд поверхностного просвещения. Они говорили, что нечего часто креститься и бить поклоны. Моя душа была заражена этими опасными поучениями, и вечером после повечерия я с усмешкой спросил блаженной памяти отца Иеронима:
– Почему свещевозжигатель прежде, чем зажечь свечу или лампаду, все крестится и крестится?
Терпеливый старец прочел мне длинное поучение, которое помню до сих пор; он объяснил мне и смысл свечи и поведал многое другое.
Я же был упрям и внутренне возмущался его словами. Наконец, он меня убедил, но до конца я все же не успокоился. А после случилось, что я перешел из монастыря, где ты сейчас пребываешь, в скит Святой Анны. Там и увидел, что пономари не только крестятся и творят поклон перед возжжением лампад и свечей, но и после этого снова крестятся и кланяются, и только затем идут к следующей иконе.
Когда на меня возложили служение чтеца, в мои обязанности вошло возжжение двух свечей перед честным крестом у правого клироса. Возжигал я эти свечи небрежно, как будто это какое-то докучное действие. Мой покойный духовный наставник, знаменитый старец Онуфрий, понял это, ибо насквозь видел моего внутреннего человека. Он знал, сколь я эгоистичен, сколь плаксиво воспринимаю любое слово и поучение и каким всезнайкой себя считаю. Как-то я подошел к нему, а у него в руках была книга огласительных слов святого Феодора Студита. Чтобы предупредить мою вспыльчивость, он просто стал зачитывать вслух поучение святого: «Будь внимателен, пахарь. Будьте внимательны и вы, отцы и братья, когда собираете оливки».
Затем поучение преподобного Феодора сразу переходило к обязанностям церковного служки: «Будь внимателен и ты, свещевозжигатель, когда зажигаешь свечи… не относись к своему делу с небрежением, но только с благоговением, представляя себе слугу земного царя и то, с каким почтением и трепетом этот слуга стоит перед своим владыкой.»
Когда он увидел, что я из-за упрямства не все из прочитанного понимаю, то начал сам мне читать поучение:
– Юный иноче, будь внимателен, когда зажигаешь свечу или лампаду, не поворачивайся спиной к иконе, но стой лицом к лицу, размышляя о том, что святые ангелы, когда восхваляют Бога, всещедрого и всемилостивого, стоят прямо и обратив очи долу. А когда ты или любой другой пономарь заступает на свое служение, они дивятся его служению и оказывают всякую помощь. Поэтому все церковные служки получают великую мзду, когда не рассеивают внимание и следят, чтобы лампады в храме, в притворе и пред святыми мощами всегда оставались зажженными.
Внимателен будь, когда зажигаешь светильник на престоле: положи земной поклон, потом бери лампаду в руку, зажигай, а после ставь на святом престоле.
Мы сидели, погруженные в блаженное безмолвие, и старец мне объяснял, в чем состоит труд пономаря, какое это небесное служение. Он доказал, что входящие в церковь, стоящие и слушающие святые молитвы поистине восходят к небесному созерцанию и удостаиваются высочайшей благодати.
Когда я прислуживал после в скитском соборе и сравнивал служение отца Геласия в Симонопетре со служением в скиту, я удивлялся, сколь чинно совершается служба в обеих обителях. Я многократно видел, как свещевозжигатель отец Геласий, находясь на служении, плачет, как и другие пономари и даже уборщики в соборе.
На неделе совершалось три всенощные, но мы совершенно не чувствовали усталости.
Лица всех прислужников светились и были сходны с ангельскими. И ты, прислуживая в храме монастыря, пономарствуя, и всякий твой служащий собрат в монастыре или в обычной церкви, когда прислуживаете, сохраняйте в сердце любовь к Богу. Тогда не будете думать о трудах, неизбежных на всенощной.
Вот о чем еще рассказал блаженной памяти мой духовный наставник. Его старец, блаженной памяти отец Мина, говорил, что в церкви пыли быть не должно. Даже если каждый день служатся литургии, нужно приходить заранее и все вычищать, а лучше всего приходить с вечера. Весь сор нужно собрать и выбросить туда, где его не будут топтать, потому что он вычищен из храма, где прежде приносилась жертва Богу всех, восприявшему человеческую природу без семени, без греха и без перемены.
Смотри, всегда убирай храм тщательно – тогда ты удостоишься небесных благодатей.
В монастыре, где ты живешь, был один пономарь, всегда точный во времени. Диавол много раз стучался в дверь до того, как он проснется, и зажигал свет, чтобы тот встал раньше и впал в прелесть. Брат исповедался блаженной памяти старцу Иерониму и освободился, но после диавол начал вгонять его в сон, и он никак не мог встать вместе с другими братьями.
Старец тогда назначил брата его будить, и к нему вновь вернулась свобода.
То же самое произошло и с отцом Иларионом из Лавры, когда он был священником лаврского собора. Однажды он бодрствовал на всенощной, но, когда надлежало выйти в храм ударить в било, его охватил сон и он свалился. Однако же после исповеди он освободился от этого искушения. Честная глава этого священника хранится в костнице монастыря Благовещения, цвет у нее шафрановый, что показывает, сколь тяжело было ему преодолевать монастырские искушения.
Вот немногое, что успеваю написать тебе. Прости мою дерзость.